Куторкин Андрей Дмитриевич родом из села Студенец, которого уже нет. Не то чтобы оно пропало, просто когда-то три села объединились в одно  – Напольное. В книжном фонде  библиотеки Напольновского сельского поселения имеются некоторые издания писателя. Недавно материалы о жизни и творчестве нашего земляка пополнились новыми документами, которые передала родственница писателя Куторкина М. П.  Материал был напечатан в газете «Сударыня»,  которая издается в городе Саранске.

«Пора тебе в люди выходить»

Мать Наталья Ивановна (в девичестве Шитова) хоть и грамоту не знала, но память была у нее на зависть крепкая. Перед замужеством все невесты села бежали к ней обучаться причитаниям, без этого мордовскую свадьбу не играют. Певунья, она хорошо знала старые обычаи. Необыкновенным рассказчиком слыл и отец Дмитрий Тимофеевич. Бывает, плетет лапоть, а вокруг вся многочисленная семья, байки его слушают. Самый смышленый, Андрей, был пятым, после него еще трое детей.  Такую ораву прокормить было трудно. Хозяин не гнушался ни пастушьей, ни плотницкой работы.

Однажды отец подозвал Андрея и указал на стену, где висела пила: «Вот, сынок, смотрю я на эту пилу и думаю: почитай тридцать лет я тяну ее. Ничего с ней за это время не случилось. И ты будешь всю жизнь с ней работать, а богатства не наживешь. Тебе надо выбирать другую дорогу. Надо учиться, грамотный человек не пропадет». Эти слова заставили задуматься умного не по годам мальчишку. Признаться, он сам давно хотел знать больше, чем окружающие. Научиться читать и писать – неужели его мечта сбудется?

Наступала осень, большая семья Куторкиных работала на берегу Суры. Послышался крик птиц, журавлиный клин летел на юг. Дмитрий Тимофеевич положил тяжелую крестьянскую руку на плечо сына.

– А что, Андрюшка, чего это птицы село наше каждую осень оставляют?

Десятилетний мальчик понял отца:

– Они не оставляют село, отец. За лето  журавли птенцов своих обучили, а теперь покажут им другие земли, где тепло, есть пища и много солнца.

– Выходит, они счастье ищут. Пора и тебе в люди выходить. Намедни я учителю рожь привез, он обещал взять тебя в школу.

В сельской церковно-приходской школе Андрей Куторкин начал учиться при царе, а закончил уже после революции. Учеба давалась легко. Мальчик запоем читал произведения Некрасова, Чехова, а томик со стихами Пушкина был самым дорогим. «Первая книга, которую я взял из библиотеки, – «Избранные произведения А. С. Пушкина», – вспоминал потом Андрей Дмитриевич. – Перечитывал ее снова и снова». «Евгения Онегина» он знал наизусть и мог цитировать часами. Память у Андрея Куторкина, как вспоминают его современники, была уникальной.

«В тебе есть искорки таланта»

После Порецкой средней школы Андрей Куторкин поступает учиться в Ульяновскую совпартшколу. Ему исполнилось 18 лет. Путь в литературу начался тоже здесь. В этом большую роль сыграла преподаватель по политпросвещению Анна Александровна Караваева, впоследствии известная русская писательница. Учащиеся ее боготворили. Анна Александровна занималась писательской деятельностью, печаталась в журнале «Сибирские огни», вела литературные кружки. Именно она заметила способности своего ученика. К тому времени имя Андрея Куторкина уже появилось в Алатырской уездной «Трудовой газете». «Деревенское» – так назывался его первый очерк. В газете «Красная звезда» выходят другие прозаические произведения. Караваева смогла оценить его творчество по рассказу «Шалапутный», рукопись которого принес ей Андрей. «Да, искорки таланта в тебе есть, и может загореться пламя», – сказала она, протягивая прочитанный текст. В рукописи красным было подчеркнуто все, что ей понравилось, а синим – все, что подлежало доработке. С ее помощью рассказ был напечатан в Москве. Начинающий писатель взял тогда псевдоним Ёндол, что в переводе с эрзянского означает «молния».

Наступала эра социализма. Менялась историческая судьба страны. Малые народы получили письменность. Начиналась борьба с неграмотностью. Андрея Куторкина отправили в Мордовию, в Дубенки, где определили работать библиотекарем..

Местный житель вспоминал потом: «Когда я впервые его увидел, то удивился тому, как он был одет. Мы-то все в шубах из овчины, на ногах валенки, а он в шикарных ботинках, хорошем пальто». Вокруг него собирается молодежь, благодаря ему в окрестных селах открываются библиотеки, в клубах ставятся спектакли. Жизнь кипела, он был в центре всех событий, организатором всех дел. Но появилась ностальгия  по дому. А тут еще сестра Аня в письме написала, что отец тяжело заболел. Так он переезжает в соседний с Чувашией Ардатовский район. Шло время коллективизации. Его ставят председателем  колхоза в с. Жабино. Об этом периоде своей жизни писатель не любил вспоминать. О чем умалчивал Андрей Дмитриевич, остается только догадываться… Архив А. Куторкина не сохранился.

В 1932 году Куторкин переезжает в Саранск, и с этого времени литературная работа становится для него профессиональным делом. Редактор газеты «Эрзянская коммуна», затем журнала «Сятко». Но пока он находился в должности редактора, ни одна его строчка на страницах газет не вышла. На вопрос почему не печатаетесь, он, как всегда, коротко и серьезно отвечал: «Я главный редактор, и у меня другие обязанности». Обязанности свои и в должности главного редактора Мордгиза, и на  посту председателя правления Союза писателей он знал хорошо  и выполнял бесприкословно. Что касается произведений, то он пробует силы в крупных жанрах. В 1934 году выходит его историко-революционный роман «Черный столб». Работа над ним шла долго, с трудом, приходилось все вновь и вновь переделывать. Критики не были благосклонны. В 1941 году свет увидела поэма, чья судьба была удачнее. Тему Куторкину подсказал сам Максим Горький на I съезде писателей СССР. В основу поэмы «Ламзурь» легли исторические события – восстание мордвы Тетюшевской волости против царя в 1743 – 1745 годах. Произведение стало хрестоматийным, по либретто «Ламзурь» была написана первая мордовская опера. Также свет увидел роман в стихах «Яблоня у большой дороги» о революции 1905–1907 годов. Выход в 1976 году трилогии «Бурливая Сура» становится заметным событием в культурной жизни республики. Куторкин удостаивается Государственной премии Мордовии. Роман был выпущен и в Москве. В Центральном госархиве хранятся письма из издательства «Современник» по вопросу об издании романа «Бурливая Сура», споры в основном шли о переводе на русский. Автор был крайне недоволен переводчиком. Сказывалось, видимо, мордовское упрямство.

В целом архив писателя состоит из нескольких фотографий, писем, рецензий, статей. Ничего такого, что говорило бы о нем как о человеке. Лишь эти ровные, аккуратные строчки да мелкие буквы говорят о характере писавшего. Куторкина знали как угрюмого, молчаливого, замкнутого человека. Осторожность, возможно, в нем сохранилась со времен 30-х, когда репрессии пожирали страну. Пунктуален он был до болезности. Если он назначал встречу в 10.00, то опоздавшему хотя бы на три минуты железная дверь Куторкиных в доме на проспекте Ленина уже не открывалась. Если Андрей Дмитриевич говорил, что может выделить для беседы с вами только 30 минут, то беседа могла оборваться на полуслове. Людей, которые сделали ему подлость, он просто «хоронил». Рассказывали, что в кабинете на его столе всегда лежало много карандашей, но он не начинал нового, пока до конца не дописывал старый, хотя уже и держать его было неудобно. Некоторые же считали его скромнейшим человеком. Но того, что Андрей Дмитриевич был ходячей энциклопедией, не отрицал никто.