Непростая, нелегкая судьба у Зеткиной Екатерины Андреевны, которая всю свою жизнь живет в с. Напольное. Родилась она восемьдесят лет назад в крепкой крестьянской семье, где труд был в большом почете.

Ей было лет пять от роду, когда на селе началась коллективизация. Семья попала под раскулачивание. Дом отняли, отдали в колхоз, приспособив его под свиноферму. Родителей выслали в Марийскую область (сейчас Республика Марий-Эл). Ее и двух младших братьев, хоть и пугали, но не тронули. Они остались вместе с престарелой бабушкой Матреной Захаровной.

С дрожью в голосе она вспоминает, как в двенадцать лет начала пасти свиней в колхозе, а в тринадцать – стала доить коров. На ее попечении была целая дюжина буренок и один огромный бык.

Зимой, обутые в лапти, из лесу за полтора километра от села возили на санках сухие сучья и хворост, чтобы истопить дом и сварить похлебку из крапивы, листьев липы или лебеды. Более увесистые сучки откладывали отдельно, чтобы потом на санках же отвезти за десять верст в Семеновское и продать или обменять на что-нибудь из еды. Нередко за санки хвороста давали всего пять корней свеклы. Собирали смородину, пешком ходили обменивать ее на муку в Талызино, что в Сеченовском районе. Но муки надолго не хватало. Колхоз зерна давал мало. Из хлеба, причитавшего за трудодни, вычитали большую часть за то, что мать, ухаживая за  малыми детьми, не участвовала в полевых работах.

Ели желуди, которые тайком от лесников собирали в дубраве. Весной, примерно в это время, ходили за околицу собирали распустившуюся вербу, сушили пушистые почки, толкли их в ступе и добавляли в хлеб. Маленькая Катя на всю жизнь запомнила его горький вкус.

Летом жили в погребе, зимой мыкались по разным углам.

После войны Екатерина продолжала помогать своим младшим братьям и сестрам, затем и племянникам, ставила их на ноги. 

В пятидесятых годах купила небольшой заброшенный домик, покрыла его лубом, «полубиной» – говорит она, который привезла из поселка Старокаменный.

В заботах о других незаметно и прошла ее молодость. А своя, личная  жизнь так и осталась неустроенной: весь век пришлось прожить в девах, как, впрочем, и многим ее подругам…

Баба Катя содержит свое хозяйство, а огород всегда копала только лопатой. Каждой весной она выносит вердикт: «Все, больше огород сажать не буду, сил не хватает!». Но приезжают многочисленные племянники и внуки сажать картошку, и она вместе с ними выходит в огород: «Лучок-то я уж сама посадила!»